Небольшая исповедь от человека выросшего в среде "великих поэтов и художников".

Я родился в семье художников, что само по себе почти неизбежно вело к возникновению династии. Согласно семейным легендам, карандаш был первым предметом, к которому я начал проявлять интерес. А первая моя персональная выставка - вольные "копии" с Пьеро делла Франческа - состоялась в доме творчества "Сенеж", когда мне было четыре года. Мои первые воспоминания неотторжимы от запахов офортных мастерских (отец был одним из лучших художников-граверов своей эпохи), и в моем сознании как данность всегда присутствовала неизбежность того, что я могу быть только художником. Это было состояние человека, родившегося в монастыре и изначально знающего, что его жизнь принесена в жертву Богу, в данном случае богу искусства. Как само собой разумеющееся, считалось, что я представляю собой некий феномен, данный свыше.

Причем такой точки зрения придерживались не только непосредственные служители культа, то есть мои родители, но и многие окружающие.

В домах творчества, где проходили мои первые годы, взрослые художники вставали, когда я входил в комнату, а один из них как-то сказал, что, рисуй он так, как я, он перестал бы здороваться с окружающими.

Таким образом, вопрос о какой-то школе, о каком-то строгом образовании мог показаться еретическим. Меня боялись "испортить". Это неудивительно, если вспомнить, в какое время и в какой среде я жил. Эпоха 60-х, 70-х - это время, когда сообщество, в дальнейшем получившее название "левый МОСХ", высшими ценностями считало свободу, спонтанность и интуицию. Именно в это время пика достиг интерес к примитиву, и многие профессионалы начинали старательно имитировать наивность.

Всякая школа воспринималась как кандалы системы, а стремление рисовать правильно - как конформизм. Даже в академической среде вызревали вполне еретические относительно классической точки зрения мнения. Так, уже значительно позже академик Бисти в ответ на мою жалобу об отсутствии правильной школы возразил: "Отсутствие школы - это тоже школа". Поэтому неудивительно, что, находясь чуть ли не в эпицентре профессиональной жизни, я так и не получил систематического образования.

Зато куда более важной становилась позиция этическая. Сам культ искусства был уже антисистемным относительно Советской власти. Художник воспринимался прежде всего не как профессионал, а как борец и герой. Кстати, думаю, это печально сказалось на представителях того поколения, именно на "настоящих художниках" - они так и не смогли провести грань между собственным бытием и профессией.

Вероятно, именно тогда я и усвоил принцип, который сумел осознать и сформулировать много лет спустя, - "жизнь художника и есть его искусство".
И хотя мне пришлось немало учиться, и среди моих учителей были выдающиеся педагоги и художники - Николай Попов, Дмитрий Бисти, Владимир Сальников, Юрий Соболев, и хотя они, несомненно, передали мне пресловутые "секреты мастерства", для меня главным в профессии оставалась сама личность художника, его жизнь и судьба. Поэтому в тексте, который должен быть посвящен проблеме образования, происходит неизбежный реверс и возникает тема биографии.

Рассматривание биографии, в том числе и собственной, сродни детективному розыску. Детали, на первый взгляд совершенно незначительные, оказывают решающее влияние на "закручивание" сюжета судьбы. Обыкновенно эти мелкие черты, эти незаметные механизмы таятся в самом раннем детстве, так что, как правило, бывает трудно различить их под позднейшими поворотами фабулы и таким образом "преступление" остается нераскрытым.

Однако мне в этом отношении несколько повезло, если, конечно, можно назвать везением знание того, что уже невозможно поправить. Поскольку в своей среде я считался вундеркиндом и будущим гением, все перипетии биографии, каждый мой жест "слагался в сердце" воспитателей и мне впоследствии было нетрудно обнаружить необходимые улики.

Как мне представляется, для моей судьбы определяющими стали два обстоятельства, целиком связанные с той средой, которая меня окружала.

Особенность ситуации здесь в том, что одно из обстоятельств, повлиявших на мой художнический и человеческий опыт, имело место еще до моего рождения.

Когда я еще был в материнской утробе, мои родители зачислили меня в художники, причем в художники-абстракционисты, подобно тому, как пушкинский Гринев, еще не родившись, стал уже сержантом Семеновского полка. Сам по себе этот факт не может удивлять, правда, был 1964 год и большинство хотело стать космонавтами.

Но мои родители принадлежали как-никак к левым.

Оста­вим на время этот факт и пе­ре­не­сем­ся на четыре года вперед, в зна­ме­ни­тый 68-й.
Мне было четыре года, и я был счаст­ли­вым об­ла­да­те­лем боль­шо­го пласт­мас­со­во­го крас­но­го танка с жел­ты­ми ко­ле­са­ми. Это был пре­вос­ход­ный пред­ста­ви­тель того типа со­вет­ской иг­руш­ки, ко­то­рая гра­ни­чи­ла в своей мон­стру­оз­но­сти с сюр­ре­а­ли­сти­че­ски­ми объ­ек­та­ми.

Еще несколь­ко лет назад в "Дет­ском мире" со­хра­ня­лась секция "Оте­че­ствен­ная иг­руш­ка", где можно было встре­тить чу­до­вищ­ных че­бу­ра­шек и мат­ре­шек, сде­лан­ных из жести и за­во­див­ших­ся ключом. Потом отдел за­кры­ли, но помню, как Бар­ба­ра Ван­дер­лин­ден - ку­ра­тор той самой Ма­ни­фе­сты, где не ока­за­лось рус­ских, зайдя со мной в этот отдел, с безум­ным вос­тор­гом за­ку­па­ла пласт­мас­со­вых чу­до­вищ... В ко­неч­ном счете иг­руш­ки за­ме­ни­ли для нее ху­дож­ни­ков, что и не стран­но - они были аутен­тич­нее. Но я от­влек­ся.

В один из дней той па­мят­ной весны 68-го я, не по­до­зре­вая, со­вре­мен­ни­ком каких со­бы­тий ока­жусь, спо­кой­но играл на полу нашей ком­на­ты своим красно-желтым танком.

Вдруг дверь рас­пах­ну­лась и в ком­на­ту, вос­поль­зу­юсь штам­пом, "как ураган" влетел мой отец. Взор его, как ска­за­ли бы ро­ман­ти­ки XIX века, блуж­дал. За­ме­тив в моих руках танк, он вырвал зло­счаст­ную иг­руш­ку у меня из рук и, рас­пах­нув фра­му­гу, метнул до­ро­гое мне чу­до­ви­ще в окно. Вслед за танком в окно должен был про­сле­до­вать те­ле­ви­зор, но на­бе­жав­шие родные его от­сто­я­ли. Так на­ча­лась для меня Праж­ская весна.

Тем не менее, отец не сми­рил­ся и на другой день продал те­ле­ви­зор, так что сле­ду­ю­щие восемь лет наша семья про­жи­ла без "окна в мир", в ат­мо­сфе­ре спе­ци­фи­че­ской ин­фор­ма­ци­он­ной аскезы. И лишь в 1976 году отец, боль­шой лю­би­тель хоккея, не устоял перед ис­ку­ше­ни­ем по­смот­реть Олим­пи­а­ду. При­ме­ча­тель­но, что тогда в ре­ша­ю­щей встре­че со­шлись именно наши с чехами. Мы с отцом, как и многие тогда, страст­но болели за по­след­них, но победа вновь оста­лась за "со­вет­ски­ми" - 4:3.

* * *
Как со­от­но­сит­ся тот факт, что я был за­чис­лен в аб­страк­ци­о­ни­сты, с моей внут­рен­ней Праж­ской весной? Можно ска­зать, никак. Но уни­что­же­ние танка, а по­доб­ных иг­ру­шек мне больше не по­ку­па­ли, многое го­во­рит о ха­рак­те­ре моего отца. Не имея воз­мож­но­сти ак­тив­но­го про­те­ста (отец хотел идти на Крас­ную пло­щадь, но, боясь по­след­ствий для семьи, от­ка­зал­ся от этой затеи), он вряд ли мог удо­вле­тво­рить­ся своей по­зи­ци­ей "неуча­стия". И он, и мать нуж­да­лись в тайном оружие против Со­ве­тов, и этим ору­жи­ем стал... я.

Вос­пи­тать меня ху­дож­ни­ком, и не просто, а ху­дож­ни­ком аб­стракт­ным, стало тогда глав­ным делом семьи, делом не просто ис­кус­ства, а по­ли­ти­че­ской за­да­чей. Впро­чем, отец всегда был крайне апо­ли­ти­чен, верно считая, что ис­тин­ное ис­кус­ство и есть ис­тин­ная по­ли­ти­ка.

Неко­то­рое время назад в Англии по­яви­лась книга, се­год­ня многим из­вест­ная. Автор, бри­тан­ская пи­са­тель­ни­ца Френ­сис Стонор Сон­дерс, ссы­ла­ясь на сек­рет­ные ма­те­ри­а­лы Цен­траль­но­го раз­ве­ды­ва­тель­но­го управ­ле­ния, став­шие к тому вре­ме­ни до­ступ­ны­ми, рас­ска­за­ла, как эта милая ор­га­ни­за­ция спо­соб­ство­ва­ла про­дви­же­нию аб­стракт­но­го экс­прес­си­о­низ­ма в Европе. Впро­чем, еще раньше, в 1974 году, другая дама - пи­са­тель­ни­ца Ива Кок­форт вы­дви­ну­ла пред­по­ло­же­ние, что между ЦРУ, МОМА и аб­стракт­ным экс­прес­си­о­низ­мом су­ще­ство­ва­ла связь. Про­мо­ушн на­прав­ле­ния, не слиш­ком по­пу­ляр­но­го в "ши­ро­ких массах" аме­ри­кан­ско­го на­се­ле­ния, невоз­мож­но было осу­ще­ствить слиш­ком от­кры­то. Вли­ва­ния про­ис­хо­ди­ли не без уча­стия семьи Рот­шиль­дов.

Этот штрих до­бав­ля­ет ис­то­рии пи­кант­но­сти, ведь в ев­рей­ской тра­ди­ции су­ще­ству­ет запрет на образ, и весьма лю­бо­пыт­но, что в ос­но­ва­нии аме­ри­кан­ско­го аб­страк­ци­о­низ­ма ока­зы­ва­ет­ся вли­я­тель­ная ев­рей­ская семья. Впро­чем, стоп! Я чув­ствую, что так можно начать видеть всюду "ев­рей­ский за­го­вор".

Как утвер­жда­ет Сон­дерс, ЦРУ ис­поль­зо­ва­ло аме­ри­кан­ское со­вре­мен­ное ис­кус­ство, в том числе таких ху­дож­ни­ков, как Поллок, Ротко, Де Кунинг, как оружие в хо­лод­ной войне. Ра­зу­ме­ет­ся, ху­дож­ни­ки не знали, под чьим па­т­ро­на­жем они на­хо­дят­ся. Более того, Джек­сон Поллок - ученик Си­кей­ро­са - был вы­нуж­ден по­се­щать ка­би­не­ты ФБР в связи со своими ком­му­ни­сти­че­ски­ми сим­па­ти­я­ми, а в это же время его вы­став­ки кру­ти­лись в ев­ро­пей­ских сто­ли­цах на де­неж­ки ЦРУ.

Самое смеш­ное, что со­вет­ские пар­тий­ные "ис­кус­ство­ве­ды", кри­ти­куя аб­страк­цию, в своих ар­гу­мен­тах были очень не далеки от истины. Думаю, они были непло­хо ин­фор­ми­ро­ва­ны, вот только кто бы их стал слу­шать. В конце концов, че­ло­век слышит то, что он хочет слы­шать. Ис­кус­ство­ве­ды из ЦРУ рас­счи­та­ли все верно, что го­во­рит об их неза­у­ряд­ных ка­че­ствах. На­при­мер по словам До­наль­да Джейм­со­на- опыт­ны­но­го раз­вед­чи­ка, спе­ци­а­ли­ста по СССР: "За­пад­ное ис­кус­ство было опасно для ком­му­ни­стов, потому что это было спон­тан­ное ис­кус­ство, а ком­му­ни­сты не до­ве­ря­ли тому, что нельзя было по­ста­вить под кон­троль". Но ведь и на­о­бо­рот, "трак­тор­ное" ис­кус­ство, как его на­зы­ва­ет Джейм­сон, пред­став­ля­ло опас­ность для идео­ло­гии Аме­ри­ки, и, может быть еще боль­шую. По­нят­ное и до­ступ­ное ши­ро­ко­му зри­те­лю, оно должно было нра­вить­ся. Есте­ствен­но, не только со­вет­ско­му про­ле­та­рию, но и аме­ри­кан­ско­му буржуа. В про­па­ган­дист­ском от­но­ше­нии фи­гу­ра­ция была не в пример за­ман­чи­вее. (За­ме­тим в скоб­ках, что се­год­ня она и по­бе­ди­ла. Мне лично со­вре­мен­ная ре­кла­ма, будь то рус­ская или аме­ри­кан­ская, в своих самых от­вра­ти­тель­ных про­яв­ле­ни­ях очень на­по­ми­на­ет именно соц­ре­а­лизм.) Но на тот момент необ­хо­ди­мо было что-либо про­ти­во­по­ста­вить со­вет­ской кар­тине. Аме­ри­кан­ский экс­прес­си­о­низм как раз на эту роль под­хо­дил как нельзя лучше. Он по­сту­ли­ро­вал прин­цип край­ней ин­ди­ви­ду­аль­но­сти, ин­ди­ви­ду­аль­но­сти, до­ве­ден­ной до пре­де­ла. Если у соц­ре­а­ли­стов лич­ность рас­тво­ря­лась в пар­тий­ном каноне, то у того же Джек­со­на Пол­ло­ка - в прин­ци­пе ав­то­ма­тиз­ма. Поллок не зря любил ком­му­низм, он создал как бы канон на­о­бо­рот, причем такой, чтобы каждый мог по­вто­рить его, что и про­де­лы­ва­ли впо­след­ствии со­вет­ские эпи­го­ны вроде Ка­за­ри­на.

Но важно было не это, а то, как ин­тер­пре­ти­ро­ва­ли кар­ти­ны Пол­ло­ка его "ку­ра­то­ры". А им важно было на­ста­и­вать на край­нем ин­ди­ви­ду­а­лиз­ме аб­страк­ции. Ведь это было то, что Аме­ри­ка не со­гла­си­лась бы по­те­рять ни за какие деньги.

Итак, мы вы­яс­ни­ли, что аб­страк­ция была ору­жи­ем, мощным ору­жи­ем, ко­то­рое ра­бо­та­ло, как тайный вирус. Се­год­ня при­хо­дит­ся слы­шать, что ин­тел­ли­ген­ция ничего не сде­ла­ла для па­де­ния Со­ве­тов. Ко­неч­но, судьба России ре­ша­лась не на бар­ри­ка­дах в 91-м, и уж тем более не в вы­ста­воч­ных залах "Гру­зин­ки" и не на пре­сло­ву­тых кухнях. Но и по­ве­рить, что эко­ном­ные аме­ри­кан­цы стали бы пе­ре­во­дить деньги, не рас­счи­ты­вая на идео­ло­ги­че­ский эффект, значит тоже упро­щать си­ту­а­цию.

Со­вет­ские неофи­ци­аль­ные ху­дож­ни­ки пре­вос­ход­но за­гло­ти­ли на­жив­ку "ин­ди­ви­ду­аль­но­сти" и со­зда­ли новый канон, еще менее ори­ги­наль­ный, чем ис­кус­ство соц­ре­а­лиз­ма. Се­год­ня, от­ре­шив­шись от всех идео­ло­ги­че­ских про­ти­во­сто­я­ний и рас­смат­ри­вая экс­по­зи­цию в Тре­тья­ков­ке, можно кон­ста­ти­ро­вать - в офи­ци­о­зе ин­те­рес­ных вещей, по­жа­луй, по­боль­ше. Впро­чем, тут все по­нят­но. Боль­шое ис­кус­ство де­ла­ет­ся на боль­шие деньги, как это ни ци­нич­но звучит.

Что ка­са­ет­ся меня, то я не стал аб­стракт­ным ху­дож­ни­ком. Воз­мож­но, потому, что Со­вет­ская власть рух­ну­ла и мне не в кого стало больше стре­лять.

Ко­неч­но, я не питаю ил­лю­зий, зла се­год­ня не меньше, а лжи, как иногда мне ка­жет­ся, еще больше. Но моя си­сте­ма была рас­счи­та­на на другие цели - более круп­ные, менее по­движ­ные и, уж во всяком случае, ви­ди­мые. Се­год­ня власть куда более "нон­спек­таку­ляр­на", чем ис­кус­ство группы "Радек", для нее нужно изоб­ре­тать новое оружие. Моя си­сте­ма была пред­на­зна­че­на для боль­ших ми­ше­ней, но зато она могла стре­лять долго. Помню, как в 1983 году мой отец уверял меня, что Советы - это ми­ни­мум лет на сто.

Недав­но мос­ков­ский ху­дож­ник Ана­то­лий Осмо­лов­ский, еще один пар­ти­зан, ро­див­ший­ся слиш­ком поздно, пред­ла­гал мне сов­мест­но за­нять­ся аб­страк­ци­ей. Это на­пом­ни­ло мне фильм "Брат-2", где герои при­ме­ня­ют в ма­фи­оз­ных раз­бор­ках пу­ле­мет "Максим".

Мы слиш­ком много знаем, а о том, что не знаем, можем до­га­ды­вать­ся. Мне бы хо­те­лось вер­нуть себе на­ив­ность моей мо­ло­до­сти, на­ив­ность тех, кто меня окру­жал. Но мой затвор за­ржа­вел, па­тро­ны сняли с про­из­вод­ства...


Ком­мен­та­рий автора:

Для тех кто не любит читать много букв, вы­де­лил жирным.

При­ме­ча­те­лен ком­мен­та­рий после про­чте­ния статьи на одном из фо­ру­мов (осо­бен­но для тех кто не знает, что это был за матч с чехами).


Хочу отметить последний абзац. Тут вспоминается статья Виктора Алксниса.



Оба не вы­дер­жав­ших развал Союза были ро­вес­ни­ка­ми (старше на семь и моложе на три года) до­жив­ше­го до 85 лет, ста­вив­ше­го знак ра­вен­ства между Ста­ли­ным и Гит­ле­ром, Марка За­ха­ро­ва. Кто-то еще смеет на­зы­вать его ве­ли­ким? Того самого кто сам о себе писал сле­ду­ю­щее:


Ну да. Какие времена, такие и герои.